Блог: Что и следовало ожидать, читаем между строк. И снова о Pussy Riot

Этот длинный текст, присланный мне позавчера, слишком хорош, чтобы ограничивать круг его читателей лишь несколькими людьми.

Он, конечно, несколько запоздал, однако, как показывают опросы, 44% россиян поддерживают процесс над Pussy Riot и одобряют вынесенный приговор, а это почти каждый второй. Если в эти 44% входите вы, ваши друзья или родственники, думаю, вам будет полезно прочитать этот текст - хотя бы с точки зрения дополнительной аргументации. Он скорее про искусство, чем про политику, и скорее про христианство, чем про юриспруденцию. Очень толковый детальный разбор произошедшего. Не пожалейте 5-10 минут своего времени.

***
Это длинный и, в общем, запоздалый текст. Запоздалый – потому что все «думающие люди» давным-давно поняли все то, что будет описано ниже. А самым думающим и понимать было нечего, для них все более или менее очевидным казалось с самого начала. Именно поэтому, данный текст не предназначен людям понимающим. Наоборот, он предназначен тем, кто до сих пор задает вопросы: «Почему вокруг трех дур раздули такую шумиху?», «Чем они не дают вам покоя?», «Почему скачки перед алтарем вы считаете едва ли не геройством?»

Это попытка ответа тем, кто задает вопросы искренне, в надежде на ответ. Она может показаться чересчур академической и скучной, но бывает так, что объяснить какие-то вещи можно, лишь объяснив другие вещи, а те, в свою очередь, через третьи. Для большей простоты я разделил текст на четыре смысловых блока. В каждом говорится о своем.

О ЧЕМ ОНИ ДУМАЛИ

Больше всего об искусстве. О политике тоже, но, скорее всего, во вторую очередь. В данном случае политика явилась инструментом. Мы имеем дело с акцией — художественным произведением, частью которого является сам художник.

Ой ли? Как можно вообще считать произведением задирание ног и кривляние?

Обратимся к истории арт-группы «Война» - той самой, где Надя Толоконникова делала первые шаги в акционизме. В 2008 году «Война» устроила акцию под названием «Ментопоп». Она менее известна, чем «Хуй на Литейном», но по смыслу, на мой взгляд, куда как глубже.

Человек, одетый в рясу и милицейскую фуражку, заходит в супермаркет, где набирает полную сумку продуктов, и спокойно, с улыбкой выносит их из магазина, глядя в глаза кассирше и охраннику. Никто и не думает его останавливать. Смысл акции на поверхности: продемонстрировать реакцию общества на атрибуты власти, перемешанные в самой нелепой форме. Вытащить наружу глубинные рефлексы пресмыкательства перед этими атрибутами. Поп в ментовской фуражке — что вообще может быть абсурднее? Но спинной мозг дает команду: «Стой! Не лезь! Не останавливай этого человека, он имеет негласное право на то, что делает». И сращивание рясы с кокардой не является таким уж странным, когда речь идет об иррациональном восприятии.

Именно «Ментопоп» во многом является прототипом акции в ХХС. И одновременно показывает: акция имеет месседж, его можно прочитать, уловить, интерпретировать. Этот смысл имеет определенную эстетическую ценность.

Акция «Ебись за наследника-медвежонка» - скандальная выдумка идеолога группы «Война» Плуцера-Сарно. Посыл акции обращен к рядовому гражданину, именно ему предлагают ебаться еще некоторое количество лет ввиду того, что власть решила поиграть в игры с «преемниками». Что это за ебля — понятно, достаточно посмотреть вокруг. С эстетической точки зрения, в этой акции наблюдается полное единство формы и содержания. Зачем так радикально и вызывающе? В логике Плуцера, затем, чтобы привлечь как можно больше внимания. Ролик расходится в Youtube, федеральные каналы посвящают репортажи. Из миллиона просмотревших тысяча уловит месседж. Для акционизма это немало, он всегда был искусством довольно узкой аудитории.

Почему Толоконникова уходит из «Войны»? В интернете на этот счет гуляет какая-то довольно гадкая история, достоверность которой для меня под вопросом. Сайт группы «Война» толком не проясняет описанных там претензий к Наде и ее мужу. Однако, по собственному опыту общения с художниками и по отсмотренным мною эпизодам из фильма «Завтра» Андрея Грязева, художники-акционисты все же люди довольно специфического склада, и внутренние срачи у них в постоянной практике. Эти люди действительно во многом маргинальны. Ревнивы. Критичны по отношению друг к другу. Часто резки и нетерпимы.

Собственная версия Толоконниковой, озвученная на одном из философских диспутов, состоит в том, что акции «Войны» отходят от острой социальной направленности, превращаются в стеб ради стеба, и содержание выхолащивается в пользу формы. Она уверена, что аудитория проводимых акций становится все уже, что на фоне реальных политических событий и существующей повестки дня, акции «Войны» превращаются в этакий эстетический междусобойчик. Дважды она повторяет фразу: «Сейчас не надо выебываться, а надо просто быть вместе с людьми».

Вместе с Алехиной, Самуцевич и еще несколькими художницами они организуют арт-группу Pussy Riot. Они на все лады цитируют манифест дадаистов о том, что современная культура перестала отражать общество, она не является его нервом, а выполняет лишь псевдоинтеллектуальную и псевдоэстетическую рефлексивную функцию, в ней нет посыла, драйва, ей нечего сказать людям. Это в равной степени относится и к фильмам Никиты Михалкова, и к картинам Никаса Сафронова, и к рисованию хуев на мосту.

«Рог времени трубит нами» - заявляют они, как за сто лет до этого заявляли написавшие «Пощечину общественному вкусу». И эта пощечина не заставила себя ждать.

Что, собственно, происходит в храме Христа Спасителя? Вакханалия. Они устраивают вакханалию — в прямом, античном понимании этого слова. О чем они хотят этим сказать? Они логически продолжают и без того происходящее там. Эта художественная трактовка довольно груба, но она объясняет и их нелепый вид, и их «бесовские пляски», как позже назовет это свечница в зале суда. Они — отражение. Их вид нарочито агрессивен и вызывающ. Их поведение дико для устава храма. Но оно мало отличается от поведения тех, кто устраивает в нем частные банкеты и корпоративные вечеринки, кто за портьерой из благочестия хранит автомойки и прочие бизнесы, кто использует амвон как политическую трибуну.

Сейчас в сети много пишут о том, что они хотели «пропиариться». На это был дан недвусмысленный ответ: «Мы надели маски, мы были анонимны, пока с нас не стащили их силой». Сейчас цветные балаклавы замелькали по всему миру. Это, дорогие мои, наш вклад в мировую культуру - как рваные джинсы у хиппи, как кожаные куртки с заклепками у металлистов. И вот уже группа Барто пишет и выкладывает в сеть профессиональный кавер на молебен Pussy Riot, а пианист Евгений Алексеев перекладывает его для фортепиано, и Мадонна поет в цветной шапке с дырками. Россия вдруг становится законодателем мод там, где традиционно лишь копировала: в субкультурном пространстве. К субкультурам можно относиться по-разному, но именно они движут умами молодежи, формируют среду интеллектуального существования нарождающихся поколений. Хиппи дали миру Джимми Хендрикса и Джона Леннона, металлисты – Scorpions и AC/DC. Посмотрим, что вырастет из этих.

ЧТО ПОЛУЧИЛОСЬ

Осквернение. Вернее, то, что называют осквернением. Для того, чтобы понять правомерность этой оценки, нужно разобраться: что и как именно было осквернено. Сторона формальная: в оскверненном храме, по христианскому канону, службы проводить нельзя. Для этого его нужно заново освящать. Был ли храм Христа Спасителя вновь освящен? Нет. Ключарь Михаил Рязанцев заявил на суде, что такого освящения не требовалось. Почему? Скорее всего, потому что сам факт осквернения храма с точки зрения православной традиции не состоялся.

Что именно они сделали не так? Взобрались на солею, куда, вроде бы, формально вход мирянам не разрешен, встали спиной к алтарю, были в яркой одежде, «пародийно» крестились, выкрикивали бранные слова. Вроде бы все. Замечу, между делом: ничего не разбили, не сломали, ничего даже не коснулись, не применяли насилия, не покусились на церковную утварь, не нанесли ни одной надписи, то есть все, что можно «по совокупности» им предъявить, сводится к неподобающему поведению. Девчонок выгнали, и все пошло дальше своим чередом.

Начнем с самого простого. Что они вообще делали в храме? Молились. Да, это был панк-, но все же молебен: они обращались с просьбой к Богородице, при этом накладывали на себя крестные знамения и совершали земные поклоны. Не призывали Сатану, бога Перуна, не кричали «Иисус — отстой», «православие — религия дебилов», ничего подобного. Они просили Богоматерь о милости, если подходить к вопросу строго формально. В христианском храме молили Святую Деву прогнать Путина. Мало ли кто и о чем Богородицу просит? То есть, претензии в общем виде могут быть сведены лишь к форме этой просьбы, но не к ее содержанию.

Профессор Московской духовной академии Андрей Кураев заявляет совершенно однозначно, что нигде в церковном каноне нет запрета мирянам всходить на солею. Он апеллирует к балканским православным храмам, в которых прихожане болтаются по солее где и когда им захочется, и, ничтоже сумняшеся, уличает прокурора в придумывании собственных правил церковного распорядка. Вообще, надо сказать, что дьякон повел себя в этой ситуации адекватнее многих священников, просто сверив совершенное с предписанным.

«Я бы накормил их блинами и поговорил» - заявляет он. И следом приводит факты: девушки были в церкви с покрытой головой (те самые балаклавы), в платьях, что тоже предписано, распорядок храма, к слову, никак не декларирует цвет одеяния прихожан. Комментирует он и тяжелые моральные травмы, полученные охранниками и свечницами: истинно верующий должен быть благодарен тем, кто оскорбляет его веру, это для христианина все равно, что орден получить. Вера нуждается в испытаниях, верующий — в поносящих его Бога, так воспитываются смирение и прощение.

Но штука в том, что даже Бога не поносили, а детальный лингвистический разбор фразы «срань господня» уже много раз перепостили в интернете и доказали, что оскорблением самого Бога она не является.

Если подойти к вопросу еще шире, то легко понять, что святыни — православные, вообще, чьи бы то ни было — оскорбить просто невозможно. Святыня потому и святыня, что ее святость невозможно уничтожить, изваляв в грязи, поглумившись над ней: «сапогами не вытоптать душу» - как писал Владимир Семенович. Прощение, кротость, любовь — это настоящие христианские святыни, а не хранящийся в алтаре гвоздь, про который адвокат Павлова, разгорячившись, говорит, что, мол, именно он является символом православия.

Гвоздь оскорбить можно. Любовь к ближнему оскорбить нельзя. Церковь, как отмечает все тот же Кураев (прошу прощения за пространные цитаты), стоит на Евангелии, а вовсе не на том, с какой скоростью следует креститься и каким боком стоять к алтарю.

Забегая немного вперед — любопытно, что многие, очень многие, кого я читал на форумах, начинают свои пассажи со слов «сам я вообще неверующий, но…» и дальше про оскорбленные чувства, описанные во вполне мистических категориях. Они полезли буквально изо всех щелей, эти нехристи в трогательной заботе о тех, кого еще вчера обвиняли в «православии головного мозга». Это они первыми заявили о необходимости публичного покаяния, строжайшего наказания. Это они заливают форумы своими болезненными фантазиями о публичных порках и прочих унижениях. Это их нравственный закон позволяет переломать человеку ноги за плевок в их сторону, для них это такое же естественное поведение, как еда и сон.

Именно поэтому ничто не помешало глубоко пострадавшему от акции охраннику храма Христа Спасителя позавчера избить тех, кто встал на ступенях храма с фразой «Блаженны милостивые».

КАК ОТРЕАГИРОВАЛИ

3 марта, через полторы недели после панк-молебна, задержаны Толоконникова и Алехина, еще через полмесяца Самуцевич. Вроде бы совершенно очевидно, какого рода наказание их ждет. В Кодексе об административных правонарушениях есть статья, полностью описывающая их вакханалию:

«Оскорбление религиозных чувств граждан либо осквернение почитаемых ими предметов, знаков и эмблем мировоззренческой символики - влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от пятисот до одной тысячи рублей».

Чувства оскорблены? Оскорблены. Эмблемы осквернены? Ну, пусть кто-то считает, что осквернены, хотя здесь, как уже мы разобрались, вопрос довольно тонкий. Что следует сделать? Правильно — собрать с участниц акции по тысяче рублей и отпустить их домой. Строго говоря, отпустить вообще надо сразу: административный кодекс не предписывает сажать людей в клетку, водить их в наручниках в сопровождении автоматчиков и собак. Но барышни отправляются в СИЗО. И становится понятно, что административкой дело не закончится, их, в специфической терминологии, «подводят под статью».

Что это за статья? А такой статьи нет в российском законе. Зато она была в риском праве, в средневековой Западной Европе и в России доекатерининских времен. Как там у Булгакова:

«…со слухом совершилось что-то странное — как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества…»

Тысячи раз писано на форумах: если бы Pussy Riot пели «Богородица, Путина благослови!» - их бы никто и пальцем не тронул, ласково выперли бы из храма и забыли о них — мало ли ходит сумасшедших. И то, что они в цветных колготках, в ярких шапках, и то, что они стоят спиной к алтарю — не играло бы ровно никакой роли. Все это стало играть роль лишь в контексте конкретного имени. Так в деле появляется уголовная статья.

Обвинительное заключение уже давным-давно растаскано на цитаты, но все же не откажу себе в удовольствии: «приступив к реализации своей конечной преступной цели, нанося значимый урон священным ценностям христианского служения и посягая на сакраментальность церковного таинства, не реагируя на призывы свечницы Храма прекратить святотатство, пытавшейся остановить их и объяснить им недопустимость нахождения в этой части Храма, незаконно проникли в огороженную часть Храма, предназначенную для совершения священных религиозных обрядов, чем кощунственным образом унизили вековые устои и основополагающие руководства Русской Православной Церкви».

Это юридический документ, я не ошибаюсь? «Священные ценности», «кощунственным образом», «вековые устои», и мое любимое - «сакраментальность церковного таинства» (двоечники, двоечники, бл..!). Это правовые термины? Ау! Это беллетристика, художественное чтение для семинаристов. Прокурор аргументирует уголовную статью вековыми устоями — вот сейчас бери и святых выноси. Но все не так просто. Откуда вообще взялись в обвинительном заключении «вековые устои»? Это как раз важный процессуальный элемент.

Дело в том, что хулиганство невозможно доказать, если не доказан мотив. Если я, случайно проходя мимо автомобиля, разобью фару, меня нельзя наказать за хулиганство — для этого следствие должно убедить судью, что я разбил ее, именно имея преступный умысел, продиктованный, скажем, личной неприязнью к хозяину машины. Доказан мотив — есть преступление. Не доказан — преступления нет. В деле Алехиной-Толоконниковой-Самуцевич мотив назван прямо: религиозная ненависть и вражда. Точка. Они многократно твердят со скамьи подсудимых, что не испытывают ненависти к православным, извиняются перед ними за «этическую ошибку», попутно выясняется, что двое из них верующие, а одна и вовсе занималась благотворительностью в рамках церковной организации.

Все как об стенку горох.

Если исключить мотив, развалится все дело. Поэтому прокурор с методичностью автомата доказывает подсудимым, что они в действительности ненавидят православных, хоть это тщательно и скрывают. «Весь процесс нас отказываются слышать. Мы лишь декорации, элементы неживой природы, тела, которые доставляют в зал суда. Если наши ходатайства и рассматривают, в них отказывают. Зато суд слушает прокурора» - с горечью говорит Толокно.

Я был на многих судебных заседаниях. По мельчайшим деталям, по поведению, по по паузам, по интонациям прокуроров и судей почти всегда можно заранее предсказать приговор. Не совсем точно, конечно, но адвокаты, ежедневно сидящие в судах, довольно искушены в этом искусстве. Из одиннадцати свидетелей защиты судья согласилась выслушать трех, остальные, как нашкодившие котята, напрасно мяукали под дверью. Зато все свидетели обвинения были опрошены в завораживающих подробностях. У них поинтересовались и тем, с какой скоростью следует креститься, и тем, где именно висит табличка с распорядком храма, можно ли было ее не заметить, или нельзя.

«Почему после получения таких глубоких моральных травм, вы не обратились к психологу?» - спрашивает адвокат Волкова у свечницы. «Через меня проходит Дух Святой, мне достаточно» - отвечает та. Юридические процедуры превращаются в шизофренический бред. Свидетели обвинения несут мистическую околесицу про «бесовское дрыгание», судья благосклонно ее выслушивает, а секретари заносят в протокол. Охранник ЧОП «Колокол» рассказывает о том, что был потрясен, оцепенел так, что два месяца не ходил на работу. Это, повторюсь, охранник. С лицензией. Чем он до этого занимался? Охранял песочницу от бабочек? Здоровый мужик на девять с половиной недель оцепенел от вида розовых колготок. Такому трансформаторную будку доверять не стоит, не то что священный Престол.

«Наша акция политическая» - кричат подсудимые из своего аквариума. «Нет, ваша акция религиозная» - настаивает прокурор. «Наших подзащитных судят за кощунство» - возмущаются адвокаты. «Их судят за хулиганство» - возражает судья. Картина мира расползается и течет, как разноцветный нагретый пластилин.

2 августа юристы и адвокаты обращаются с открытым письмом. Под ним 220 фамилий. Люди, чья специальность право и закон, пишут: «Привлечение этих женщин к уголовной ответственности противоречит российскому законодательству и является явной юридической ошибкой». Текст письма есть в сети, его может прочитать любой желающий. Обращение двух сотен юристов суд оставляет без внимания. Он отклоняет и две лингвистические экспертизы, которые не находят в действиях Pussy Riot мотива религиозной ненависти. Зато принимает во внимание третью, которая такой мотив находит. Любопытны результаты еще одной экспертизы — психиатрической, которую судья зачитывает залу, похоже, не особенно понимая, что вообще несет:

«Толоконникова имеет смешанное расстройство личности, об этом свидетельствует активная жизненная позиция, отстаивание социальных ценностей, повышенный уровень притязаний, склонность к категоричному выражению своего мнения».

Перечитаем? Активная жизненная позиция и отстаивание социальных ценностей — психическое расстройство. Запомним. Все это, напомню, юридически фиксируется и подшивается к приговору. Вот этот пассаж про активную позицию — прямая из него цитата. Через пять минут после слов о психическом расстройстве, судья Сырова произносит фразу — «два года колонии общего режима». Еще несколько секунд на обновление лент твиттера — и трехтысячная толпа под окнами суда принимается скандировать - «Позор! Позор!»

ЧТО ДАЛЬШЕ

Возможно, людей было и не три тысячи, возможно, мне так показалось от радости. Может быть, их было две тысячи, или даже одна. Но они были, их было много. Откуда они там взялись? Кто они? Зачем пришли? Извечный либеральный запал? Повод, опять же, пропиариться? Госдеповские деньги?

Если вы начнете набирать в Яндексе фамилию "Толоконникова", он услужливо подскажет вам наиболее популярные поисковые запросы: "толоконникова в зоологическом музее", "толоконникова курица видео", и так далее.

Вот что "хочут люди" - посмотреть, как именно, куда и чего она себе пихала (хотя, это и не она, и как раз тот случай, когда "то ли он украл, то ли у него", но до частностей ли здесь).

Из-под крышки оскорбленной добродетели осторожно высунулись паскудные тараканьи усики. Из приоткрытой дверцы коллективного бессознательного легонько, однако довольно отчетливо потянуло сладковатым смрадом пыточных подвалов. Веселые казачки складывают костер у крыльца Хамовнического суда, недвусмысленно давая понять, что было бы, если бы кощунницы попали в руки им, а не прокурорам. "Порка", "розги", "высечь" - это, пожалуй, самое мягкое, что я прочитал за последние месяцы. Если хотят прощения, то непременно должно быть унижение, причем, публичное, очевидное. Много и охотно говорят и о том, что именно их ждет в колонии на общем режиме. Почему вдруг в начале двадцать первого века люди вдруг массово заговорили о порке? Откуда, из каких сумеречных глубин поднялось дремучее чудовище публичных телесных наказаний?

От верблюда. Именно это явственнее всего свидетельствует - как именно предлагают "радетели за нравственность" восстанавливать поруганные святыни: через БДСМ-снафф.

В противоположность им, вдруг обнаружилось, что многие люди, начав с категорического неприятия и отвращения, вдруг через некоторое время начинают говорить на ином языке. "Я не понимал, но теперь очевидно", "мне не понравилось, но так нельзя", "искусством я это не считаю, но то, как ведут себя эти…"

Я допускаю, что у мировых знаменитостей, вышедших просить за обиженных Пуссей, не особенно отчетливое понимание того, что, собственно, произошло. Но они как люди искусства умеют чувствовать, где и почему творится несправедливость. Это та интуиция, которая позволила им говорить по всему миру с миллионами людей, и понимать друг друга. И пусть к их «традиционному искусству» это имеет мало отношения, зато это имеет отношение к свободе, без которой немыслимо любое искусство.

И вот выясняется, что вся эта история довольно дурно пахнет. И вот уже хочется как-то свести ее на нет. И вот уже Церковь, сбивчиво произнося запоздалые слова прощения вслед уже вынесенному приговору, понимает, что не просто перегнула палку, а давно ее сломала, причем об собственную голову, лишь только замахнувшись. И два года вместо полновесных семи - это то подобие компромисса, которое смогла из себя выдавить власть, не умеющая никому прощать покушений на собственную сакральность.

Но поздно, уже поздно.

Акция Pussy Riot не закончилась в храме, сейчас она лишь входит в свой апофеоз. Они ткнули пальцем туда, где больше всего болело - наугад ли, или, напротив, тщательно рассчитав, пожалуй, сказать уже (или еще) сложно. На что рассчитывал пушкинский юродивый, говоря Борису Годунову: "нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит"? Вряд ли на особую царскую милость.

Людмила Петрановская очень удачно сравнивает это с потайной комнатой в замке Синей бороды: вставили ключик, скрипнуло - и оттуда поперло такое… Все то, о чем не хотелось говорить, было вроде как неинтересно, и известно, и унылая повестка дня не вызывала никакого желания ее обсуждать, и вдруг из всего этого проступает звериное лицо хозяина замка. Да так, что от него уже не отвертишься, не отмахнешься.

Я, кстати, под этим лицом даже не имею в виду власть церковную и светскую. Я имею в виду бездну - ту самую ницшеанскую бездну, которая принялась в ответ вглядываться в девчонок, слишком пристально посмотревших в нее. И в этой открывшейся бездне вдруг заклокотали волны - люди принялись спорить о том, что давно уже потеряло для них интерес: что такое вера? что такое закон? что такое нравственность и справедливость?

Когда, кто помнит, общество в последний раз в принципе и всерьез задавалось этими вопросами? Вдруг выяснилось, что вопросы веры, свободы, достоинства выволокли за волосы из-за пыльных портьер и во всей их пронзительной наготе выставили перед публикой. И закрыть, отменить, сделать вид, что ничего не было, уже не получится, как бы этого ни хотелось любителям костров. А значит, надо придумывать что-то новое. Искать тех, кто может тебе в этом помочь.

Именно поэтому я вчера встал и пошел к Хамовническому суду.

P.S. К сожалению, в отличие от многих участников дискуссии в комментах к этому посту, у меня не так много свободного времени, чтобы отвечать всем. Заранее приношу извинения авторам всех реплик, оставленных без ответа. Впрочем, на корректно сформулированные комменты, без хамства и пены у рта, я буду по мере возможностей отвечать. Спасибо.