Блог: Одиночество

- Смотрите опять этот старик сидит – продавщица Вильма, отдернув занавеску, посмотрела на крыльцо. Заведующая вышла из магазина и вскоре вернулась. Не вышло у нее прогнать старика. Он как сидел уставившись в одну точку, так и продолжал сидеть. Никого и ничего не видя. Не видя, как мальчишка ухватил один из трех кульков с ягодами из его сумки. Не видел как рассыпались ягоды из второго кулька. Старик приходил вместе с первыми посетителями и уходил, когда уже магазин запирался. Проходил сезон клубники – в сумке у старика появлялись семечки. Похоже и покупатели не очень интересовали старика. Смотрел он сквозь них покрасневшими слезливыми глазами, плохо слыша, что говорят. Воробьи таскали у него семечки, жестокие мальчишки, поднимаясь по ступенькам, старались как-бы ненароком задеть ногой его сумку. Старик не шумел на воробьев, не ругал мальчишек. Сидел дотемна.
Жил он через две улочки и жил не в какой-нибудь халупе, а в большом двухэтажном доме. Когда-то в доме кипела жизнь. Вырастили вдвоем с женой двух дочерей, выдали их замуж. Со смертью жены, жизнь затихла в доме. Дочери приежали редко: семья, дети малые. А он еще реже навещал дочерей, чувствовал себя там чужим и ненужным. Забросил совсем свой огород. Только укоризненные взгляды соседей заставляли его браться за газонокосилку. Сажать вокруг дома ненужные ему цветы. Торчали эти цветки-сиротки потом как попало и где попало.
…Пустил он Лайму с сыновьями на квартиру не потому, что нуждался в деньгах. Пустил на второй этаж, за небольшую плату. Что возьмешь с вдовы с двумя детьми.
Когда Лайма стуча каблучками возвращалась с работы, у старика сильнее начинало биться сердце. Какая-то неведомая сила поднимала его, заставляла суетиться, хвататься за домашние дела. Затеял он ремонт в доме. Помогала ему и Лайма с мальчишками. В доме стало светлее, запахло краской и жильем. Как-то вечером, после работы Лайма красила у себя в комнате. Старик, наварив кастрюлю супа, решил пригласить на ужин Лайму с детьми. Поднявшись на второй этаж, он едва успел подхватить на руки падающую с лестницы Лайму. Кровь бросилась в голову, залила его сердце, горячей волной побежала по телу. Старик только и смог выдохнуть:
- Не могу!
Лайма аккуратно освободилась от рук старика. Тихо, почти не слышно сказала:
- Не сейчас, не теперь… Только после свадьбы.
Приехала дочь старика. Просила, упрашивала:
- Только не женись! Не Лайма* она, а Лауме**! У меня соседка из деревни, где жила Лайма, рассказывает, муж ее сидит в тюрьме из-за нее! Памятью матери умоляю – не женись!
Потом, когда поняла бесполезность всех уговоров, сказала на прощание:
- Приезжай ко мне жить, когда прогонит…
Свадьба была скромной, с его стороны не было никого, с ее – две подружки-торговки с рынка, на котором устроилась работать Лайма. После свадьбы поторопился старик оформить «дарственную» дома на Лайму. И Лайму, как подменили. Вместо скромной молодой женщины, вечерами поздно приходила пьяная накрашенная ведьма. Пьяные крики разгоняли тишину в доме, будили мальчишек и загоняли старика на мансарду. Там где потише, где раньше жила Лайма. Где жило его разбитое «Счастье». Возвращалась Лайма иногда с шумной компанией. Дом тогда гудел и сиял всеми окнами до утра. Иногда и не возвращалась совсем, пропадала на несколько дней. Мальчишки жили сами по себе. Иногда старик им готовил. Утешался, что не один. Не чужие вроде.
Осень. Семечки уже никто не покупает – их полно в магазине. Старик сидит на ступеньках магазина, в руках у него тальянка. Тянет он свою тальянку и тихонько поёт. Поет не за деньги. От одиночества.

* Лайма в переводе с литовского «счастье»
** Лауме - ведьма