Доверие полиции

это давно не новость… сейчас крышуют либо менты, либо фсбшники…

Как обычно, ничем не подтвержденная ложь. А вот правда про самую демократическую полицию:

Вечером 8 августа 1980 года 3-летняя Брайанна Стайкл исчезла со двора своего дома. Спустя несколько часов ее тело было обнаружено в одном из соседних домов. Арестованный по делу Андрэ Дэвис был приговорен к пожизненному заключению.
Андрэ Дэвис, 51 год, провел в тюрьме 32 года

Волонтер организации по борьбеза социальное равенство Rainbow Push Coalition

«Я жил в Чикаго, а мой отец работал в Рантуле, городке в Центральном Иллинойсе. Он занимался шоу-бизнесом — управлял несколькими ночными клубами, был диджеем, искал таланты. Летом 1980 года я как раз приехал к нему поработать. Рантул тогда был преимущественно белым городом, так что все мы, чернокожая молодежь, держались вместе. Когда была изнасилована и убита Брайанна Стайкл, против меня свидетельствовал один из моих приятелей. Меня арестовали. В то время существовали лишь очень базовые тесты, которые показали, что кровь, которая была найдена на теле девочки, могла принадлежать мне. Как, впрочем, и миллионам других людей.

ДНК-тестирование появилось всего через несколько лет, но у меня не было ни денег, ни связей, чтобы сделать нужные анализы. Их произвели только 23 года спустя, в 2003-м. У жертвы была тетя, Джуди Стайкл. Она провела свое собственное расследование дела на основе открытых документов и пришла к выводу, что я не совершал преступления. В начале 1990-х написала мне в тюрьму, рассказала, что обнаружила много нестыковок в деле, и попросила написать ей, виновен я или нет. Я не ответил. Дело в том, что я ее совсем не знал. Все отворачиваются от людей, обвиненных в таких преступлениях, как у меня — ужасных, отвратительных преступлениях, когда кто-то причиняет боль ребенку. И когда Джуди заинтересовалась моим делом, я подумал, что кто-то просто хочет запугать меня или зло надо мной пошутить. Но она писала мне 10 лет, и в 2002 году я наконец ответил: я невиновен, и у меня нет никакой юридической поддержки. Тогда она прислала мне документы, которые нужно было заполнить для Центра помощи невинно осужденным.

Когда наконец были сделаны анализы крови с места преступления, оказалось, что девочку убил мой приятель Морис Такер, тот самый, которого я встретил тем летом и который свидетельствовал против меня в суде. Я мало о нем знал, мы просто тусовались вместе, ходили в спортзал, болтали о баскетболе и женщинах. Меня часто спрашивают: неужели ты не заметил в нем ничего подозрительного, странного? Мой ответ — нет. Он казался совершенно нормальным. Наверное, когда у человека такая больная голова и он это осознает, он делает все, чтобы скрыть это от окружающих. Морис все еще на свободе. Возможно, его никогда не арестуют.

Когда меня приговорили к пожизненному, я был уверен, что умру в заключении — на следующий же день после того, как окажусь в тюрьме. У заключенных свои правила: если ты обидел ребенка, старика или своих родителей, ты становишься мишенью для всех. Я очень часто дрался. Охрана постоянно меня наказывала — иногда просто ради забавы, чтобы посмотреть, что со мной будет, когда у меня отнимут все мои привилегии. Все были против меня. За все время в тюрьме у меня не появилось ни одного друга. Четыре раза меня пытались убить — не зарезать случайно в драке, а именно убить, отнять у меня жизнь. Охранники отворачивались, когда это происходило. Я верю в Бога — безо всяких безумных крайностей и фанатизма, я верю, что Бог спас меня.

У меня было столько дисциплинарных взысканий, что, когда открылся Таммс, меня почти сразу же перевели туда. По-настоящему ужасное место, к счастью, его уже закрыли. Я попал туда в день своего рождения, 20 июля 1998 года. И с тех пор каждый день я проводил 23 часа в полном одиночестве, взаперти, в своей клетке. Это было невыносимо. Во время того единственного часа, когда тебя выпускали из клетки, тебя отводили «подышать воздухом» в другую бетонную коробку, только с открытой крышей. После этого тебе давали 10-15 минут на то, чтобы принять душ. Это было единственное время, когда меня выпускали из камеры, за исключением тех редких случаев, когда меня водили к врачу на медосмотры. Но даже когда вокруг меня и были другие человеческие существа, я не мог ни до кого дотронуться. С июля 1998 года по июль 2012 года, ровно 14 лет, я не мог прикоснуться ни к одному человеку. Меня навещали мои родные, но всякий раз между нами был толстый слой стекла. Я не мог даже прикоснуться к матери или отцу, не мог обнять их, хоть и видел из сквозь стекло. На эти 14 лет моя жизнь просто остановилась.

Не могу сказать, что я был счастлив, когда оказался на свободе. «Счастлив» — неправильное слово. Я чувствовал облегчение. Помню, мне очень хотелось поплавать. Я был уверен, что это такой навык, как катание на велосипеде, — его невозможно потерять. И вот через пару месяцев после освобождения ко мне приехала подруга, которая остановилась в хорошем отеле с бассейном. Когда я увидел этот бассейн, я сказал: «Сейчас я пойду плавать!» Я был очень рад и возбужден. Прыгнул в воду и вдруг понял, что тону. Я говорил себе: «Этого не может быть, сейчас я поплыву», — и тем не менее шел ко дну. Я вылез из бассейна, который и был-то меньше двух метров в глубину, и когда сел отдохнуть, моя подруга посмотрела на меня и спросила: «А что это у тебя в кармане?» «Как что, мой мобильный телефон», — ответил я. «Ох, боже мой, достань его немедленно! — закричала она. — Ты только что угробил свой телефон!» Я даже не знал, что телефон нельзя мочить. Так сдох мой мобильник со всеми контактами. Я не знал ни одного телефона наизусть, кроме телефона матери».
Джейн Рэйли, 55 лет

Полностью с кучей примеров тут: http://esquire.ru/innocence

А Вы хотели бы , чтобы эти действия осуществлялись при поддержке каких нибудь фундаменталистов???