Блог: Ведущая тренинга, сисястая блондинка…

Если вам не доводилось убивать людей раньше, такая непоколебимая уверенность вызывает вопросы.

Когда я была маленькой, папа учил меня стрелять из Стечкина. А это серьёзное оружие, согласитесь. Убивать не приходилось, к счастью. Но я не совсем понимаю Ваших формулировок, извините.

Суметь выстрелить из Стечкина, и суметь убить человека - весьма различные по своей сути действия. Смысл моего высказывания в том, что уверенность в собственной готовности к убийству не подразумевает реального наличия такой готовности.

Лучший друг рассказывал историю из своей незабвенной юности. Ему довелось трудиться охранником на одном ЧП, занимавшемся доставкой, размещением и хранением различных грузов. Как-то раз он сопровождал автомобильный караван, следовавший через одну из номинально федеральных республик, остро претендовавших на политическую независимость в середине 90-х. Так вот, законы на территории того субъекта РФ если и исполнялись, то совсем не те, что были прописаны в ГК, УК или где ещё. В общем, караван фур подвергся нападению, и моему другу пришлось активно участвовать в обороне не только имущества ЧП, но и собственной жизни. В результате он был вынужден применить холодное оружие против одного из нападавших. Судя по всему, для последнего оный эпизод применения закончился ну очень плачевно. Настолько плачевно, что друг мой потом долго переживал о том, не стал ли он душегубом. Хотя, казалось бы - ситуация иных альтернатив не имела, нападала на них отнюдь не дворовая шпана. При этом - спец.подготовка, базовые навыки обращения с оружием у него имелись. А вот психологической готовности не было, при всём при том.

Сразу оговорюсь : покуда Бог меня миловал от личного опыта . Поэтому рассуждения мои лишь умозрительны и потому достаточно легковесны.
Тем не менее вопрос смертоубийства вовсе не так абстрактен как хочет казаться. И индивидуальные ответы на него располагаются в широчайшем спектре от жизненной трагедии до "рефлекторного шлепка ладони" , от пляски над поверженным врагом до полной оцепенелой неспособности на самозащиту …
Да что говорить о таких необратимых крайностях, если куда более безобидное пиписьковое контактирование не имеет чёткой ни личной, ни общественной регламентации???

:

скорее даже не так… а как определить реальную угрозу?

Правильно говорит ваша мама: "Ногти у тебя хорошие, но дура.. мужикам надо давать.." :)

Ну что вы мучаетесь такими вопросами. Не женское это дело убивать, женское - рождать, если жалко в армию, рожайте девочек, бантики им заплетайте в косички.
Ну а по теме, убивать конечно нельзя, это заповедь! Но на войне можно, в рамках самозащиты, защиты чужой жизни и далее по списку. На Кавказе например если незамужняя нагуляла, её абортируют и желательно топят, тогда братья уважаемые становятся, неправильно конечно, но вот так бывает. Почему вы не пишете ничего про отца Кима, почему вы одиноки?

"Волчонка охватил ужас, но он лежал без звука, без движения, застыв, окаменев, — лежал, как мертвый. Вернувшись домой и учуяв следы росомахи, его мать зарычала, бросилась в пещеру и с необычной для нее нежностью принялась лизать и ласкать волчонка. И волчонок понял, что ему удалось избежать сильной боли.
Но в нем действовали и другие силы, главной из которых был рост. Инстинкт и закон требовали от него повиновения, а рост требовал неповиновения. Мать и страх заставляли держаться подальше от белой стены, но рост есть жизнь, а жизни положено вечно тянуться к свету, — и никакими преградами нельзя было остановить волну жизни, поднимавшейся в нем, поднимавшейся с каждым съеденным куском мяса, с каждым глотком воздуха. И наконец страх и послушание были отброшены в сторону напором жизни, и в один прекрасный день волчонок неверными, робкими шагами направился к выходу из пещеры."

Правильно говорит ваша мама: "Ногти у тебя хорошие, но дура.. мужику надо давать.."

Все это было делом прошлого. Сейчас ими владела любовь — чувство еще более суровое и жестокое, чем голод.


Тем временем волчица — причина всех раздоров — с довольным видом уселась на снегу и стала следить за битвой. Ей это даже нравилось. Пришел ее час, — что случается редко, — когда шерсть встает дыбом, клык ударяется о клык, рвет, полосует податливое тело, — и все это только ради обладания ею.
И трехлеток, впервые в своей жизни столкнувшийся с любовью, поплатился за нее жизнью. Оба соперника стояли над его телом. Они смотрели на волчицу, которая сидела на снегу и улыбалась им. Но старый волк был мудр — мудр в делах любви не меньше, чем в битвах. Молодой вожак повернул голову зализать рану на плече. Загривок его был обращен к сопернику. Своим единственным глазом старик углядел, какой удобный случай представляется ему. Кинувшись стрелой на молодого волка, он полоснул его клыками по шее, оставив на ней длинную, глубокую рану и вспоров вену, и тут же отскочил назад.
Молодой вожак зарычал, но его страшное рычание сразу перешло в судорожный кашель. Истекая кровью, кашляя, он кинулся на старого волка, но жизнь уже покидала его, ноги подкашивались, глаза застилал туман, удары и прыжки становились все слабее и слабее.
А волчица сидела в сторонке и улыбалась. Зрелище битвы вызывало в ней какое-то смутное чувство радости, ибо такова любовь в Северной глуши, а трагедию ее познает лишь тот, кто умирает. Для тех же, кто остается в живых, она уже не трагедия, а торжество осуществившегося желания.
Когда молодой волк вытянулся на снегу. Одноглазый гордой поступью направился к волчице. Впрочем, полному торжеству победителя мешала необходимость быть начеку. Он простодушно ожидал резкого приема и так же простодушно удивился, когда волчица не показала ему зубов, — впервые за все это время его встретили так ласково. Она обнюхалась с ним и даже принялась прыгать и резвиться, совсем как щенок. И Одноглазый, забыв свой почтенный возраст и умудренность опытом, тоже превратился в щенка, пожалуй, даже еще более глупого, чем волчица.
Забыты были и побежденные соперники и повесть о любви, кровью написанная на снегу. Только раз вспомнил об этом Одноглазый, когда остановился на минуту, чтобы зализать раны. И тогда губы его злобно задрожали, шерсть на шее и на плечах поднялась дыбом, когти судорожно впились в снег, тело изогнулось, приготовившись к прыжку. Но в следующую же минуту все было забыто, и он бросился вслед за волчицей, игриво манившей его в лес.
А потом они побежали рядом, как добрые друзья, пришедшие наконец к взаимному соглашению. Дни шли, а они не расставались — вместе гонялись за добычей, вместе убивали ее, вместе съедали.